Тем вечером — в первый и последний раз в жизни — я выступал вместо Родди в роли короля Лира. Я же упоминал, что был его дублером? И у меня неплохо получилось, хотя, может, мне и не стоило этого говорить. Мне аплодировали стоя, ну и все такое.
«Годдерс, — говаривал мне Родди. — Ты хороший актер. Ты отличный профессионал, но главные актеры не будут тебя опасаться: харизмы у тебя маловато». Ну что ж, пусть бы он посмотрел на меня тем вечером! Что? Еще стаканчик «Беллс»? Ну что ж, ладно, но только один, раз уж вы так настаиваете. Ваше здоровье!
Регги Оливер с 1975 года работает драматургом, актером и театральным режиссером. Его биография Стеллы Гиббонс, «Снаружи сарая» («Out of the Woodshed»), была опубликована издательством «Блумсбери» в 1998 году. Помимо пьес и романа «Добродетель в опасности» («Virtue in danger») автор выпустил также четыре сборника рассказов: «Сны кардинала Витторини» («The Dreams of Cardinal Vittorini»), «Полное собрание симфоний Адольфа Гитлера» («The Complete Symphonies of Adolph Hitler»), «Маски сатаны» («Masques of Satan») и «Еще более безумные тайны» («Madder Mysteries»). Вскоре в издательстве «Сентипид Пресс» выйдет полное собрание его пьес, озаглавленное «Драмы из глубины» («Dramas from the Depth»). Его рассказы печатались на страницах изданий Strange Tales, Shades of Darkness, Exotic Gothic, The Year’s Best Fantasy and Horror, The Black Book of Horror и Mammoth Book of Best New Horror.
По словам Оливера, «во все мои рассказы — и „Кошечка“ тут не исключение — вплетен элемент автобиографичности, присутствует мой личный опыт. Хотя Годфри — это определенно не авторское „я“. Он гораздо старше и гораздо пьянее меня. С другой стороны, я — актер, которому случалось выступать в Вест-Энде, и я действительно заменял однажды прославленного актера с рыцарским титулом, который… ну да ладно, сюжет рассказа я вам выдавать не собираюсь.
Что касается кошек: когда я женился, то охотно разделил любовь моей супруги к этим восхитительным животным. Особенно меня привлекает их способность привязываться к местам так же, как к людям, если не сильнее. В каждом уважающем себя театре есть кот, без которого это заведение столь же немыслимо, как без швейцара или кассира. Удивительно, насколько кошки чувствуют себя хозяевами в театре. Помню, как в одном приморском репертуарном театре, где я работал одно время, кот вразвалочку выходил на сцену во время спектакля, обычно сквозь незастекленную балконную дверь, а затем столь же беззаботно исчезал в камине. Публика всегда сопровождала эту выходку восторженными аплодисментами. В этом рассказе вы встретитесь с несколькими театральными кошками, и еще с одной, которая не совсем театральная…»
Кошка в стекле
Нэнси Этчеменди
Я была почтенной женщиной… Да, я знаю, все так говорят, когда доходят до моего положения: я была хорошо образованной, много путешествовала, у меня были прелестные дети и славный муж, который умел зарабатывать деньги. И как можно было опуститься столь низко? Наверное, это участь тех, кто и так заслуживал падения. У меня было предостаточно времени, чтобы поразмыслить над этим. Я лежала, безглазая, на этой восхитительной койке, и раны мои смердели все сильнее. Медсестры, что стерегут мою палату, не особенно разговорчивы. Но я слышала, как вчера одна из них прошептала (она думала, что я сплю): «Господи Иисусе, как может человек сотворить такое?» У меня есть лишь один ответ на подобные вопросы. Я пала так низко и сделала все, что я сделала, для того, чтобы защитить нас, всех и каждого, от Кошки в стекле.
Вся эта история с кошкой началась для меня пятьдесят два года назад, когда некое животное напало на мою сестру Делию. Все случилось совершенно обычным весенним днем (обычным, если бы не это происшествие). Свидетелей не было: отец все еще был на работе в колледже, а я брела домой с занятий в первом классе дневной школы Челси для девочек. По дороге я считала трещинки в тротуаре. Делия была младше меня на три года; она сидела дома с ирландкой Фионой, которая присматривала за домом. Фиона вышла на секунду из дома, чтобы развесить постиранное белье, и, вернувшись, решила посмотреть, как дела Делии. Пред ее глазами предстала сцена кошмарного кровавого убийства. Удивительно, но никаких криков она не слышала.
А я вот слышала, пока взбегала по лестнице и открывала дверь. Но кричала не Делия — у нее к тому времени не осталось чем кричать — это была Фиона. Он стояла в передней, закрыв глаза руками.
Она не могла вынести этого зрелища. К несчастью, шестилетним неведомы такие колебания. Я смотрела и смотрела, пристально и долго; меня тошнило, я вся тряслась, но в этом был и какой-то экстаз.
Выше плеч Делия была полностью лишена человеческого облика. Горло у нее было изодрано в клочья, челюсть вырвана. Волос — как и кожи на голове — почти не осталось. В молочно-белой коже на руках и ногах алели глубокие кровавые борозды. Кисейный передничек, в который она была одета в то утро, был весь в запекшейся крови, но потоки все не останавливались. Даже стены забрызгало — там, где зверь (кто бы он ни был) исступленно терзал мою сестру. Наша собачка, Фредди, лежала с ней рядом, поникшая и тоже вся в крови. У Фредди была сломана шея.
Я помню, как медленно подняла голову — наверное, я была тогда в шоковом состоянии — и встретила бездонный взгляд стеклянной кошки, сидевшей на каминной полке. Наш отец, преподаватель истории искусств, очень гордился этой скульптурой, и лишь много лет спустя я поняла почему. Тогда я знала лишь, что это очень ценный предмет и что нам нельзя к нему прикасаться. Но это было такое хаотическое нагромождение деталей, такая безумная пародия на кошку, что вы и не захотели бы ее трогать. Хотя по форме скульптура и впрямь напоминала кошку, она при этом вся щетинилась прозрачными спиралями и осколками, а морда ее была одновременно дикой и чем-то похожей на человеческое лицо. Мне она никогда особенно не нравилась, а Делия — та так и вовсе ее боялась. В тот день, отведя взгляд от останков моей маленькой сестрички, я увидела, как кошка сверкнула на меня взглядом, исполненным живой ужасающей радости.
За год до того я пережила событие, которого больше всего боится любой ребенок: у меня умерла мама. Это придало мне какую-то отчаянную силу, потому что тогда, в шесть лет, мне казалось, что самое страшное в жизни уже позади. Теперь, отвечая на безумный взгляд стеклянной кошки, я поняла, что ошибалась. В мире было куда больше зла, чем я могла себе вообразить, и он уже никогда не станет прежним.
Делия вскоре — и уже официально — умерла в больнице. Бегло ознакомившись с делом, полиция свалила вину на Фредди. У меня до сих пор сохранилась пожелтевшая вырезка из газеты, склеенная еще более пожелтевшей целлофановой пленкой. «Мертвая домашняя собака лежала рядом с жертвой; ее морда и передние лапы были в крови. По предположению сержанта Мортона, псом (питбультерьер; эта порода была специально выведена для жестоких сражений) внезапно овладела жажда крови, и он набросился на свою несчастную маленькую хозяйку. Сержант также сделал вывод, что ребенок во время смертельной схватки отшвырнул злобное животное с такой силой, что сломал ему шею».
Даже я, маленькая девочка, понимала, что его «теория» притянута за уши: сломать шею питбуля почти невозможно даже решительно настроенному крупному мужчине. И Фредди, несмотря на породу, всегда обращался с нами очень бережно, даже защищал. Попросту говоря, полиция была озадачена, и эта версия была самым логичным объяснением из всех, которые они смогли придумать. По их мнению, свое дело они сделали. Но на самом деле все только начиналось.
Меня на несколько месяцев отправили в гости к тете Джози. Я так и не узнала, чем в это время был занят мой отец; подозреваю, что он провел эти месяцы в санатории. За год он потерял сначала жену, а потом и дочь. Смерть Делии сама по себе была трагедией, которая могла навсегда выбить из колеи даже сильного человека. Но ребенку-то этого не объяснишь. Я ужасно злилась и обижалась на отца за то, что он покинул меня. Тетя Джози, при всей своей добросердечности и приветливости, была для меня чужим человеком, и я чувствовала себя брошенной. Мне снились кошмары, в которых стеклянная кошка крадучись спускалась со своей полки и, никем не замеченная, убегала из дома. Я слышала, как ее твердые когти стучат по полу рядом с комнатой, где я спала. В такие минуты, когда я кричала в полусне, окруженная тьмой, никто не смог бы меня утешить — никто, кроме отца.